Святослав Логинов - Чёрный смерч [сборник]

Ведунья принялась карабкаться по обрыву, изрядно крутому в этом месте, Таши и Рон спешили следом. Турбо, с самого утра ни на шаг не отходивший от Роника, выбрался наверх последним.

Перед тремя путешественниками лежали развалины Низового селения.

Частокол, некогда сооружённый из морёного дуба, покосился, но ещё не прогнил окончательно и, несмотря на зимние ветры, особенно злые в низовьях, упорно стоял, словно никакой враг никогда и помыслить не мог, чтобы войти в селение. Лишь ворота, незапертые в тот трагический день, обвалились, открывая широкий проход к брошенным домам. Всё кругом заросло матёрым бурьяном, какой лишь на брошенных поселениях вырастает. Перед воротами стоял потемневший столб с вырезанным ликом Пура, а рядом насыпан невысокий курганчик — всё, что успели родичи сделать девять лет назад, когда Матхи ещё умел ходить. Не удалось тогда испросить прощения у брошенных под открытым небом погибших родовичей, а быть может, неуспокоенная магия убитого Кюлькаса не дала людям закончить начатое. Тогда люди едва ушли отсюда живыми, и с тех пор Матхи строго забронил без дела ходить на низ. Страшные тут места, про´клятые.

— Тут под курганчиком человек сто похоронено, — чуть слышно пояснила Уника. — Кто именно там зарыт — Лар знает, это ж сколько лет люди погребения ждали — одни кости и остались. От кого хоть малая часть в могилу попала — тому обиды нет, а кто так и сгинул — с тем как быть? Тут ведь народу жило больше восьмисот человек, а нашли едва сотню. Сами понимаете — диатримы постарались.

Йога сбросила наземь мешок, распустила волосы, волной упавшие почти до колен, и, непрестанно кланяясь, направилась к воротам. Таши и Рон остались стоять, не смея приблизиться и не зная, что делать, очутившись в таком месте. Простоволосая женщина била поклоны и не то плакала, не то тянула заунывную песню без слов. Таши стоял повесив голову и шептал заговоры, которым когда-то научила его мать.

Земля под ногами задрожала, судорожно пытаясь опрокинуть незваных гостей. Тяжёлый звук, не то гром, не то полный угрозы рёв заполонил окрестности. Роник поспешно подхватил пику и на всякий случай придвинулся ближе к Таши. Молодой воин перехватил лук поудобнее и проверил пальцем, хорошо ли натянута тетива. Певучий звук тугой жилы потерялся в подземном гуле. Уника, не обращая внимания на ходящую ходуном землю, продолжала кланяться, испрашивая у обиженных родовичей прощения для всех ныне живущих. Рухнула часть поветшавшего частокола, Уника даже не повернула головы. Разложила на могильном холмике дары, лицо идола смазала жиром и лишь затем, пятясь, отошла к своим.

— Уходить надо отсюда. Сами видите, что делается, теперь тут живому человеку быть не можно. Эти края долго будут мёртвым принадлежать, пока Всеобщая мать убитых не успокоит. А если по совести, то хорошо бы на площадь сходить, предкам дары принести. Матхи слепой в прошлый раз туда не добрался. Уж и не знаю, вообще нельзя туда пройти или это на Матхи у предков такая обида. Сами знаете, последние годы шаман к предкам и не обращался, знал, что виноват перед ними.

— А чем он провинился? — спросил Роник.

— Струсил, — не вдаваясь в подробности, ответила Йога. — Тебе уж говорили, у шамана своя храбрость, простому человеку неведомая. За всю жизнь один раз Матхи слаб оказался, а вот поди ж ты… предки вины не забыли. Только об этом никто из живых знать не должен. Вот разве что он знает, — Уника кивнула на сына, — сболтнула я как-то при нём, а теперь жалею. Тебе, ежели шаманом станешь, — расскажу. А покуда — не мешайте.

Уника выудила из мешка ещё одну кубышку с перетопленным бараньим салом, вздохнула:

— Ждите здесь, — и пошла к развалинам.

Подземный гул усилился, казалось, целый хор недовольных голосов жалуется на судьбу. В глубине селения что-то затрещало, ломаясь. Уника шла, не оглядываясь и не замедляя шага. Потом последняя воротная верея, чудом стоящая стоймя, накренилась и рухнула, задев идущую женщину.

Таши рванулся к воротам, подхватил мать, понёс в сторону, злобно хрипя в ответ подземному рёву:

— Какие вы предки?.. Хуже чужинцев… Своих бить…

Когда вода из фляжки потекла по лицу, Уника открыла глаза.

— Всё-таки признали меня… — шепнула она в ответ на ожидающий взгляд сына.

— Ничего себе, признали — этаким бревном по голове! Так злого врага, кровопийцу ночного признавать нужно!

— Признали, — повторила Уника. — Видел бы ты, что с мэнком было, когда его у моей избы вот этак же садануло. Ведь это свои же охранные заклинания, до сих пор стоят и даже сильнее стали. Исказились, правда, оттого что место мёртвое, да и Кюлькас поблизости сгорел. Тут сейчас все духи искажённые и силищи немереной. Но если бы меня хоть вполсилы ударило, так, поди, одна кашица осталась бы. Значит, помнят ещё, не забыли… — Уника приподнялась и, вздрогнув, резко спросила: — Где Рон?

Роника рядом не было.

Роник пробирался между домами погибшего селения, крепко сжимая берестяную кубышку с жертвенным жиром. В голове стучали слова Ромара: «Тебе шаманом быть, а у шамана — другая храбрость», — и ещё фраза, только что произнесённая бабой-йогой: «Матхи слепой в прошлый раз туда не добрался, струсил».

Значит, должен добраться он. Только так можно заслужить прощение и себе, и учителю, погибшему по вине недостойного ученика. Если он сейчас отступит, то не быть ему ни воином, ни шаманом, ни вообще никем. Длиннозубый Хурак не оставит в покое дважды труса, а соплеменники — родичи и родовичи будут лишь смеяться над гибелью ничтожного.

Дома с обвалившимися крышами, растрескавшимися стенами, проломленными остатками дверей громоздились со всех сторон. Часть домов и вовсе рухнула, обратившись в глиняные кучи, из которых торчали полусгнившие остатки бревен. Земля была неровной, словно здесь не улица проходила, а свежевзрытая пашня, прошлогодние ветки бурьяна цепляли за ноги, мешая идти. Пожелтевший от солнечных лучей человеческий череп недобро ухмыльнулся из переплетения полынных стеблей. Великий Лар, это что же, погибший родич так и валяется здесь под открытым небом на радость лисам, протоптавшим свои тропы между заматеревших репейников! Да как ещё терпят предки такое беззаконие, почему вовсе не отвернулся Лар от своих обеспамятевших детей?

Словно подслушав мысли спешащего мальчишки, с новой силой взревели подземные духи, окрест всё задрожало, со стены одного из домов рухнул уцелевший пласт глины, обнажив плетёную из лозняка стену. Роник вздрогнул и припустил бегом. Он вылетел на площадь с круглой землянкой, гостевым домом и домом старшины — всё как в родном селении, только поменьше… Остановился, перевёл дыхание и без колебаний направился к чёрному от времени столпу предков, хотя не достигшим совершенных лет не дозволялось приближаться к святыне. Столп единственный во всём селении стоял прямо, грозно глядя окрест человеческими и звериными ликами. На земле, не дотянувшись нескольких шагов до тотема, грудой костей кучился рассыпавшийся скелет диатримы. Аршинный клюв глубоко вонзился в землю, молчаливо свидетельствуя, что погибшие предки не сдавались без боя.